Фото: facebook.com/profile.php?id=100007183659352
С Михаилом Загрийчуком — заведующим Центром трансплантации органов при Киевской областной клинической больнице — мы договорились встретиться утром. Но пришлось ждать. «Врач на операции. Ночью появился донор», — сказала медсестра.
Это значило, что вот прямо сейчас, рядом со мной, только что думавшей о погоде и бытовых мелочах, чья-то смерть спасает кому-то жизнь. И не одну…
Когда хирург освободился, первый вопрос к нему был очевиден.
— Михаил Степанович, как прошла операция?
— К счастью, хорошо. Мы изъяли четыре органа. В нашем центре выполнили трансплантацию двух почек, сердце забрали и пересадили коллеги из Института Амосова, печень увезли в Институт Шалимова. Вот мы сейчас с вами разговариваем, а там заканчивается операция.
Очень хороший закон
— Как происходит эта связь: донор — реципиент?
— Есть люди, которых может спасти только пересадка органов. Иначе они умрут раньше или позже. Могут умереть быстро, и часто это молодые люди.
В то же время в реанимации, к сожалению, так устроена жизнь, попадают пациенты, которым врачи уже не в силах помочь. Но у них остаются здоровые органы. Эти органы могут уйти с покойным в землю, а могут быть пересажены другому человеку. Поэтому во всем цивилизованном мире практикуется трансплантация. Сейчас она активно развивается в Украине благодаря новому закону. Я был участником рабочей группы по разработке изменений в законодательство о трансплантации, поскольку в то время возглавлял это направление в Минздраве.
Могу сказать, то это очень хороший закон.
— Что есть смерть? Ведь человек может жить и дышать под аппаратами.
— Когда в больницу поступает пациент, не важно пришел он сам или привезли без сознания, его обязаны лечить и поддерживать до последнего шанса. Но если ответа на лечение нет, на определенном этапе реаниматологи должны задать себе вопрос: жив ли мозг?
Легкие под аппаратом ИВЛ могут дышать, сердце биться благодаря медикаментам. Но в законе о трансплантации сказано: смерть мозга приравнивается к смерти человека. Процедура диагностики сложная, решение принимает не один врач, а целый консилиум.
Родственники редко отказывают в донорстве
— Что случилось с пациентом, который сегодня ночью стал донором для четырех человек?
— Это мужчина 40 лет с тяжелейшей формой инсульта — разрыв аневризмы с обширным кровоизлиянием. Такие случаи, к огромному сожалению, никто не может ни вылечить, ни предотвратить.
— И вот он умер… Как дальше?
— Когда подтверждается диагноз, вступает в работу трансплант-координатор. Он не участвует в диагностике, а только берет акт констатации смерти мозга. Если координатор видит, что пациент может быть донором, он обязан получить согласие родственников на изъятие органов.
С родственниками не запрещается говорить никому из медиков, но присутствие трансплант-координатора клиники, в которой произошла смерть мозга, обязательно.
— А вам приходилось говорить с родственниками? Вот только что они потеряли любимого человека, а у них просят его органы. К этому можно привыкнуть?
— Конечно, говорить приходилось. Это очень тяжело, привыкнуть невозможно. Искренне жаль человека, которому врачи хотели, старались, но не смогли помочь, жаль его родных. Но я понимаю, что разговор с родственниками и донесение правильной позиции — это спасение жизней. И не одной. Вот сегодня, как я уже говорил, мы спасли четверых.
В 2002 году Папа Римский Иоанн Павел II сказал, что душа принадлежит Богу, а органы не должны уходить в землю, они должны послужить людям.
— Как люди относятся к просьбе о донорстве?
— Крайне редко отказывают. У нас, по крайней мере, сейчас все дают согласие. Отношение к трансплантации в обществе меняется в положительную сторону. Разумные люди понимают, что близкого не вернуть. Но если спасти его частичку, то это как бы продолжение жизни. Да, в организме другого, но жизни!
У нас есть случаи, когда родные донора просят познакомить их с реципиентом. Если желание обоюдно, а получившие орган стремятся отблагодарить, происходит встреча. Это невероятные моменты. Люди плачут от горя и счастья, даже не знаю, от чего больше. Обнимаются. Эмоциональная буря, которую переживают в такие моменты врачи, гораздо сильнее, чем от разговора о донорстве.
Вот представьте: мать или отец прикладывают голову к груди чужого человека и слушают, как бьется сердце сына… А ты, врач, понимаешь, что стал связующим звеном в такой сложной цепи, как смерть — жизнь.
Решает не человек, а машина
— И у меня горло перехватило… Работаем. Как распределяются органы. Недавно была информация, будто печень, которая предназначалась пациентке государственной больницы, отдали в частную клинику. Кто выбирает, кому жить?
— Мы не выбираем. В Украине внедрена и функционирует Единая государственная система трансплантации. Это компьютерная программа, куда заведены десятки, если не сотни, параметров и координат.
С одной стороны, трансплантационные центры вносят данные своих пациентов — резус-фактор, тяжесть протекания основного заболевания, вероятность летального исхода, длительность пребывания в листе ожидании и так далее. С другой, когда появляется донор, трансплант-координатор вносит его данные, в том числе документально подтвержденное согласие родственников.
Система определяет, что почка такого-то донора будет пересажена такому-то реципиенту, а сердце отправлено в Институт Амосова или в Центр сердца.
— Вы хотите сказать, что кому жить, а кому ждать своего шанса на жизнь решает машина?
— Совершенно верно, субъективный фактор исключен. Но это не машинная жеребьевка. Это работа сложной электронной системы, которая определяет совместимость и степень необходимости трансплантации. Эту систему невозможно подкупить, ей безразлично, богатый ты или бедный.
Уверяю: любые махинации, другие нехорошие вещи исключены.
— По какому принципу человек, нуждающийся в трансплантации, прикрепляется к центру?
— Пациент сам выбирает трансплантационный центр, которому доверяет. Ориентируются на количество операций, на их качество. Никому ведь неинтересно, чтобы пересаженный орган отторгся через десять дней. Поэтому изучают отзывы людей, которые перенесли операцию — довольны они или недовольны. Это конкурентный рынок.
Пациенты ждут своего шанса дома
— Две почки, которые были получены от донора в Киевской областной больнице, пересадили в центре при этой же клинике. Это тоже решила машина?
— Если на базе клиники, как наша Киевская областная, работает центр трансплантации, то донорские орган пересаживается в этом центре. Это регламентирует специальный приказ Минздрава. Но опять же решают не люди.
У нашего сегодняшнего донора была II группа крови минус. На такой орган в листе ожидания центра находились пять человек. А почки две… Кому их пересадить, выбрала система. Один реципиент был экстренный — его нельзя подключать к гемодиализу, он мог погибнуть раньше, чем тот, кто находится на искусственной почке. Второй прожил на диализе уже 15 лет.
— Оба в момент появления донора находились в вашем центре?
— Нет, они приехали из разных городов. Почка живет 24 часа, поэтому мы старались ее изъять ближе к прибытию.
Пациенты не лежат в центрах трансплантации. Это дорого, невыгодно и бессмысленно. Они ждут дома. Когда система определяет для них орган, срочно приезжают и ложатся на операцию.
— Часто приходится задействовать санавиацию, полицейский эскорт? Такие операции сейчас на слуху.
— В нашем случае пациенты приехали сами, время позволяло. Когда случаются экстренные ситуации, организационные и логистические моменты сопровождает Украинский центр трансплант-координации. Договариваются о сопровождении, переправке пациента или органа.
Дать согласие можно будет через «Дию»
— Вы говорили, что к донорству у людей меняется отношение, но в Украине по закону действует презумпция несогласия. Сейчас опять хотят поднять вопрос о том, чтобы законодательно ввести презумпцию согласия: не написал при жизни отказ от донорства, станешь им по умолчанию после смерти. Это поможет спасать больше жизней?
— На первый взгляд, так выглядит. Однако есть масса исследований систем трансплантации разных стран, которые свидетельствуют, что от презумпции согласия или несогласия количество донорских органов не увеличивается. Потому что даже при презумпции согласия органы не изымают по умолчанию. Трансплант-координаторы все равно должны говорить с родственниками.
— Допустим, я хочу стать донором. Что для этого нужно сделать?
— Сейчас в Минздраве разрабатываются алгоритмы, в том числе будет задействована «Дия», в которую внесут пункт согласия на донорство. Рассматриваются и другие варианты.
— Вы наверняка давали такое согласие. По какой процедуре?
— Я публично заявил об этом. Знают все родственники, коллеги. Но юридически оформить такую процедуру пока нельзя. Она будет внедрена в ближайшее время.
Не надо пересказывать глупости
— В миру можно встретить такое мнение: я бы согласился на посмертное донорство, но боюсь, что меня убьют, чтобы забрать органы.
— Это сказки, глупость, которую не нужно транслировать. Во-первых, согласие на посмертное донорство — это очень закрытая информация с многоуровневой защитой. Во-вторых, никто не может знать, подойдут ли его органы вообще для пересадки. И тем более никто не знает, чьи органы ему могут подойти.
Вот в нашей клинике пришлось отказать одному пациенту. Система его выбрала, человек приехал, мы отправили его кровь и кровь донора на совместимость, и оказалось, что совместимости нет.
— Год назад в теме трансплантации был полный застой. А сейчас как взрыв — отовсюду информация о пересадках. Как это получилось?
— Это тот редкий случай, когда государственная политика оказалась правильной. Развитие трансплантации в Украине — это позитивная сторона медицинской реформы. Не будем вникать в ее глубины, но тут получилось удачно. Сошлось много необходимых составляющих.
Первое — поменялось законодательство. Второе — государство нашло ресурсы, финансирование. Мы же все понимаем, что можно строить космические планы, но если нет денег, то ничего не получится. Трансплантация — это очень дорогая процедура.
А для пациентов она сейчас бесплатная.
Сам не верил, что такое возможно
— Вы можете дать 100-процентную гарантию своим словам, что трансплантация бесплатная? А медикаменты, а реабилитация?
— Я даю миллионнопроцентную гарантию. Я только что вернулся с трансплантации почки. Мы выполнили операцию, и государство сразу перечислило на больницу утвержденный тариф — 800 000 гривен. Этих денег достаточно, чтобы мы закупили медикаменты, расходные материалы, платили за газ, свет, обеспечили зарплаты и премии персоналу. И даже еще остается, чтобы вложить в развитие.
Государству это выгодно. Когда украинцев отправляли на трансплантацию в Беларусь, оно платило 70 000 евро за каждого — 1,5 миллиона гривен. Теперь это в два раза дешевле, и это инвестиции в наше здравоохранение.
— И питанием реципиентов обеспечиваете?
— И питанием. Больница централизованно закупает продукты, этих денег хватает. Пациент тратит свои средства только на дорогу.
Я ваши сомнения понимаю, года два назад сам не верил, что такое возможно. Но когда стал замминистра в Минздраве и возглавил направление по трансплантации, понял: это реально.
Единственное, что мы не можем пока решить — это страшный кадровый голод. Те же два года назад в Украине было аж пять хирургов, которые могли самостоятельно пересадить почку. И три человека, которые были способны пересадить печень. На всю страну! А другие врачи в эту отрасль не шли. Потому что денег не платили, инфраструктуры не было. Не видели перспектив.
Нужно еще выходить пациента
— В свой центр как набрали специалистов?
— Во-первых, поступают деньги от государства, перспектива есть. Во-вторых, к нам перешел талантливейший хирург Николай Николаевич Поляков, который сделал более 1000 самостоятельных трансплантаций. Под него была создана команда из молодых ребят. Сам я не очень молод, но все же. И мы все учимся.
Я, например, сегодня сделал свою первую самостоятельную трансплантацию почки, хотя у меня 15 лет хирургического стажа.
— Так у вас дебют! Примите поздравления!
— Да, дебют благодаря моему учителю Николаю Полякову. Но вопрос ведь даже не в том, чтобы почку пересадить. Вопрос, как выходить дальше пациента. Это очень сложный процесс, который по силам только слаженной команде — анестезиологов, хирургов, гастроэнтерологов, лаборантов, медсестер, нянечек…
Вот так же и в других центрах, как у нас, берут наставника и обучают команды.
— Президент Всеукраинского совета защиты прав пациентов Виктор Сердюк спрогнозировал, что нам нужно 5-6 лет, чтобы достичь таких темпов трансплантаций, как в Беларуси.
— Я думаю, что все-таки меньше. Вопрос, какой будет государственная политика — медицинская, экономическая, социальная. В Беларуси, если брать только трансплантацию, она правильная.
Команда третьи сутки на работе
— Слышали, что в Беларуси трансплантологов хорошо поощряют морально и материально.
— Вот что я вам скажу. Моя команда третьи сутки на работе. У нас есть семьи, есть дети, но мы живем в клинике. Тут питаемся и спим в промежутках между операциями. Учимся, читаем, постоянно развиваемся, постоянно рискуем.
Я не хочу никого обидеть, но трансплантолог — это бог в медицине. И такой труд должен быть достойно оплачен. Пилотный проект подразумевает наличие финансирования для премирования трансплантологов.
Главное, чтобы пациент ничего не платил. Чтобы трансплантацию мог себе позволить и дядя-олигарх, и пенсионерка, у которой отказали почки.
Сейчас мы занимаемся подготовкой к трансплантации печени в нашем и центре. Надеюсь, что скоро откроем эту практику. Но чтобы отважиться на такую операцию, уже состоявшемуся хирургу нужно год-полтора активной работы под началом опытного коллеги.
— Вы сейчас на подъеме все так рассказываете. А в одном из постов в Фейсбуке написали: я не знаю, насколько нас хватит… Что это было?
— Да я уже не помню, что это было. Возможно, сказалась усталость. Я не только хирург, я еще и руководитель. И на мне вся ответственность.
Пациент не может ждать, когда мы расширимся
— Надо отдать должное, Михаил Степанович, вы стремительно раскрутили свой центр — всего за 10 месяцев. И в новостных лентах, и в том же Фейсбуке много благодарностей за донорские органы, за помощь в пересадках.
— Когда в Украине начала наконец развиваться трансплантология, наша клиника стала лидером в этом направлении. И я с полной ответственностью об этом говорю. Лидером по количеству доноров, по количеству трупных трансплантаций почки. А по количеству пересаженных органов мы сейчас на третьем месте в стране.
— Не боитесь быстрого выгорания? Врач, который мало спит и плохо ест — это риск.
— Есть такое понятие, как долгосрочные стратегии. Стране нужны трансплантационные центры, но они не появятся за один день. Это помещение, оборудование, медикаменты и самое главное — люди.
Вот у меня сейчас в команде, включая медсестер и нянечек, около 40 человек. А нужно в два раза больше. Но пациент не может ждать, когда мы расширимся. Его необходимо класть на операцию, как только появляется донорский орган. То есть прямо сейчас, а не завтра или через неделю.
Поэтому мы уже не ориентируемся, какой день недели, ночь на дворе или день. Нам нереально тяжело, но мы счастливы. Потому что все получается.
Операция по трансплантации — это сложная работа большой команды специалистов. Фото: facebook.com/profile.php?id=100007183659352
На два-три года нас таких хватит
— А если этой ночью опять появится донор?
— Мы сможем. Я абсолютно уверен, что за два-три года создам такой центр, каким его вижу. Будет большая команда, будет все налажено. Будут смены, размеренная работа и время для отдыха.
На два-три года нас таких, как сейчас, точно хватит.
— Сейчас в Украине каждая операция по пересадке органов воспринимается как чудо. А в европейских странах?
— Это рутинная работа. Высший пилотаж медицины, но рутина. И мы к такому стремимся. Знаете, о чем я мечтаю? Что через год не будут писать в Фейсбуке: мы сделали очередную трансплантацию почки, ура! Не постит же хирург районной больницы: я сделал свой 500-й аппендицит.
Вот и я хочу, чтобы трансплантация в Украине стала банальностью, рутиной. И получить ее было бы так же просто, как удалить воспаленный аппендикс.
— Много людей в Украине нуждаются в трансплантации?
— Точных данных нет, сейчас как раз занимаются их упорядочиванием. Но цифры на самом деле не маленькие. По всей стране на диализе находятся от 4000 до 5000 человек. Из них 70% нужна была бы трансплантация.
С тяжелыми заболеваниями сердца тысяча точно есть. А с циррозом печени — это вообще тысячи.
— В конце сентября больница Шалимова открыла лист ожидания на трансплантацию легких. Такая операция очень сложная?
— Трансплантацию легких от посмертного донора уже сделали во Львовской клинической больнице скорой помощи. Операция реальная, но действительно уникальная. Самые сложные трансплантации легких, кишечника и поджелудочной железы.
Это то, к чему мы стремимся. Чтобы в нашем центре делали все эти операции.
Михаил Загрийчук Досье КП
Михаил Загрийчук родился в 1979 году, окончил Винницкий национальный медицинский университет. Ведет стаж практической работы с 2005 года. Долгое время работал врачом-хирургом в Национальном институте хирургии и трансплантологии им. А.А. Шалимова. В 2019 году занимал должность замминистра охраны здоровья.
Врач высшей категории, кандидат медицинских наук, доцент кафедры хирургии Национального медицинского университета им. А.А. Богомольца.
В настоящем заведующий Центром трансплантации Киевской областной клинической больницы.